Ревера обвел коллег мутными красными глазами. Он сидел в высоком готическом лаково черном кресле, еще более подчеркивающим его низкий рост, закинув ноги, обутые в до блеска начищенные ботинки от Givenchy, на длинный стол, во главе которого теперь находилась его блондинистая голова. Дьявол прижимал к носу белоснежный, надушенный батистовый платок, пытаясь удержать текущие вязкие черные сопли, заменявшие рогатой братии кровь. Вчера, узнав о временном назначении его на пост директора, начальник отдела гордыни так рьяно нанюхался «ангельской пыли» - манны небесной, добываемой им по спецканалам, оставшимся от старых связей на небесах, и по эффекту напоминавшей дичайшую смесь героина, кокаина и амфетаминов, что начавшийся с утра пораньше отходняк больно ударил даже по его телу, привычному к подобным развлечениям, поэтому настроение Реверы стремительно падало до уровня плинтуса, а тут еще, как назло, все дьяволы, возглавлявшие отделы, прислали вместо себя своих сотрудников. То ли демонстрируя тем самым, что тоже хотят выходной, то ли просто проявляя неуважение к персоне бывшего пернатого. Только один дьявол соизволил заявиться лично. И это был Себек. Ни для кого не было новостью то, что обитатели Геенны большей частью ненавидели или презирали друг друга, но вот именно начальника отдела уныния Ревера не выносил на дух больше других: он видел в нем доморощенного сноба, который одним своим видом показывал, что является потомственным шляхтичем в отличие от всего остального сброда, окружавшего его. Вечная угрюмость и топорная грубость Себа способствовали именно такому представлению о нем со стороны падшего. Но с другой стороны, именно сидевший в нем «польский ген» позволял манипулировать этим дьяволом с большей продуктивностью, нежели другими. Кроме того, Ревера не мог не оценить присутствие Себека здесь на собрании, в то время как прочие не соизволили уделить ему своего драгоценного времени. Блондин из Чартовчика был, как и положено его племени, злопамятен и болезненно самолюбив. Отняв платок от носа, и убедившись, что смолянистые сопли больше не безобразят его небесной красоты лик, начальник отдела гордыни откашлялся, предупреждая, что сейчас будет говорить.
- Сановное паньство, я таки имею такое щастье вас лицезреть, шо лучше би его у мэня нэ било, - голос у Реверы был визгливый и противный, а когда он еще и включал акцент «еврея» слушать его становилось до крайности неприятно. – Тем не менее, нам всем придется смириться с неизбежным, - тон изменился до вкрадчивого и приобрел вполне нормальные черты польской речи. – Пока наши ясновельможные руководители отдыхают от трудов неправедных, бразды правления будут принадлежать мне, и уж, сделайте милость, поверьте: я спущу с вас все шкуры, которыми наделила вас природа, если мои поручения не будут исполняться. Теперь о насущном. До сих пор не вижу предложений по поводу определенной паном Борутой задачи выйти на новый уровень общения с прессой. Да-да, мы давно поставили на конвейер зарождение греха через интернет. Отдел похоти, активно его освоивший, не даст солгать. Но не могу не отметить и заслуги моего отдела: теперь души умирают за «лайки», и о таком промышленном масштабе подпитки гордыни мы не мечтали даже во времена Ренессанса. Отдельная благодарность за креативность отделу уныния. Эти ваши квесты, доводящие до суицида… Надо признаться, сделано оригинально и со вкусом. И, конечно же, блистательные биткоины отдела алчности, - Ревера вяло похлопал в ладоши. – Все это прекрасно, как лик Господина нашего Люцифера, но этого недостаточно. Мы покорили очередные высоты, пора подниматься на следующие. Вы же не думали почивать на лаврах, не так ли? – сухой оттенок голоса подчеркнул риторичность вопроса, ответ на который дьявол не ждал. – Сейчас, когда общественная мораль и общественный разум подготовлены медиа-пропагандой к тому, что грех есть благо, а тьма невыразимо прекрасна манящей вседозволенностью и мнимой свободой, пора подводить этот мир к мысли о том, что договор продажи души, так же законен, как и любая сделка. Мы должны стать частью повседневности, обыденности человечества, так, чтобы любой добрый пан или пани, возвращаясь с работы, всегда могли зайти в наш офис по дороге, чтобы подправить неудачные дела. Нам необходимо перестать быть частью подсознательного, тайного бытия. Дьявол как добрый друг и помощник займет собственную нишу в сфере услуг, и для этого нам снова понадобятся масс-медиа, через которые мы будем трубить о самих себе, как архангел Гавриил в свою дудку. Ну, трубить, конечно, громко сказано, и все же, надеюсь, вы уловили суть. Мы скрывали свои лики за масками, приучая людей к тому, что рядом с ними есть нечто мистическое, теперь пора их приучить к мысли, что от рождения до смерти они, слабые выкидыши Творца, принадлежат нам, и рано или поздно их ждут ласковые объятия Пекла. Так почему бы не подсластить этот процесс еще и выгодной для обеих сторон сделкой? Но я увлекся. Есть ли вопросы или, - без особой надежды интересуюсь – предложения?

Ревера предполагал, что подчиненные отмолчатся. Откуда у них, дебилов, взяться хоть какой-нибудь светлой мысли? Они все, как один, унылый офисный планктон. Они не способны к творчеству, к полету фантазии, к прихотливой игре воображения. «Люцифер Ясноглазый, с кем мне приходится работать!». Дьявол закатил глаза от неудовольствия, как вдруг подал голос Себек. Конечно же! Куда уж нам без нудных рассуждений о том, как нужно и как дОлжно? Неужели этот надутый шляхтич не просекает элементарного? Нужно делать все, как завещал Борута. И когда план провалится, а он обязательно провалится, ибо пернатый не дурак, и сам все прекрасно понимает, появится прекрасный шанс облить пана директора помоями пред грозные очи всего Пандемониума. И всего этого счастья можно лишиться, если вот такие вот недалекие парнокопытные будут пробовать действовать разумно, а не по приказу. Ревера на дух не выносил ситуацию, когда ему начинали перечить, но если попробовать сейчас осадить Себека, то есть риск показаться для одной категории дьяволов тупым идиотом, не видящим дальше своего носа, и явным интриганом, пытающимся подсидеть своего начальника, для другой. В первом случае пострадает, гигантское, как сама Вселенная, эго бывшего пернатого, во втором – найдутся те, кто телеграфирует Боруте о том, как пытаются исказить его изначальный план в целях последующего маленького переворота. Бледное лицо дьявола превратилось застывшую посмертную маску. Ревера смотрел немигающим взглядом змеи на говорившего Себека, и по нему сложно было понять, какие сейчас эмоции бурлят внутри светловолосого падшего ангела. «Он не далеко не дурак, этот напыщенный индюк. Надо бы взять его на короткий поводок», - временный директор Пекла почуял исходившую от коллеги еле ощутимую опасность. Омерзительный польский ген! До чего он уродует столь совершенных созданий, как дьяволы! Почувствуй, как вязкая слизь медленно ползет по твоим венам, ощути оргазмический экстаз от потребления греха, вцепись когтями в мягкую, упругую, податливую человеческую душу! Разве есть нечто более возвышенное, нежели ощущение себя владыкой бытия? Ты существо, способное переступить через немыслимое, тебе доступно все, что ты способен пожелать, а вместо этого ущербные дети Геенны пытаются вспомнить о своем убогом наследии, оставшемся от прошлой жизни. Фикция. Проблема. Ошибка эволюции. Единственное оправдание их существованию сейчас – недостаток квалифицированных кадров, способных заменить такие ненадежные рабочие руки. Ревере стало скучно от этих понятных истин, которыми сейчас апеллировал Себек, и лишь когда в тишине зала раздался тишайший комментарий относительно состояния нового директора, тот оживился. Ну, наконец-то, вот она – типичная натура настоящего дьявола, презирающего все существующее, включая своих собратьев. Ухмылка нервной судорогой исказила лицо блондина. Теперь повеселимся. Он поднялся на ноги, и, взяв в руки, прислоненную к креслу трость, встал сначала на свой импровизированный трон, а оттуда взошел и на стол. Дойдя до излишне разговорчивого рогатого, Ревера, чью физиономию украшала уже поистине сатанинская улыбка, неизмеримо растянутая так, что уголки его губ едва не доходили до скул, некоторое время склонял голову то налево, то направо, словно любуясь скульптурой в каком-нибудь солидном музее, после чего одним ударом всадил ему в голову трость, так что наконечник вышел из шейных позвонков. Дьявол, ошарашенно и изумленно хлопая залитыми кровью глазами, уставился снизу вверх на Реверу, который оценив результат своих трудов, рывком вернул себе аксессуар обратно, распространяя вокруг черные брызги. Удовлетворившись мелкой местью, а, главное, демонстрацией силы, злости, неадекватности и скорой расправы над неугодными, падший, насвистывая незатейливую мелодию, вернулся по столешнице обратно к лакированному креслу и, спустившись на него, тонко визжа, велел:
- Пошли все вон к чертовой матери! Кроме пана Себека, - добавил он уже менее истеричным тоном. – Вас, дружочек, я попрошу остаться. Нет, даже не так. Вас, дружочек, я попрошу следовать за мной, - постукивая измазанной тростью о пол, Ревера двинулся в сторону маленькой резной дверцы, расположенной в стене, прямо противоположной створкам основного входа в зал, к которому потянулись неровной толпой участники совещания, включая держащегося за поврежденную голову младшего дьявола. Дверца вела в длинный полутемный коридор с высокими потолками и гигантскими витражными окнами, куда и ступила нога невысокого блондина.

Ревера не сомневался, что Себек последует за ним. Ха! Куда ему деваться, этому послушному барану! Хочешь-  не хочешь, придется подчиняться старшему по должности. Блондин шел по сырому, полному запахов разложения коридору, насвистывая бессмертную, как и он сам, «Libiamo ne' lieti calici» Верди. Не останавливаясь, он раскинул руки в стороны, и в тот же миг пропала трость, а невысокую фигуру дьявола покрыло черное подобие сутаны, стелившейся до пола, а на голову села сплошная маска с двумя вытянутыми рогами. Лицо, скрытое от посторонних глаз, исказилось уродливой ухмылкой. Нынешний директор ощущал себя прекрасно и не мог скрыть наслаждения от происходящего.
- Пан начальник отдела, ты знаешь, что меня раздражает больше всего на свете? – заложив руки за спину, мягко мурлыкнул Ревера, не останавливаясь. - Эта отвратительная, нездоровая, тошнотворная, не имеющая оправданий привычка говорить правду, которая еще встречается во всех уголках нашего с вами театра, - он резко остановился, развернулся на каблуках и, подойдя ближе к спутнику, приподнялся на цыпочки. Сквозь прорези в белом металле на Себека смотрели два полностью черных глаза, в которых в диком ритме танго скакали безумные искоры.
- Ее говорят лишь от глупости или по незнанию. Какой вариант одолел тебя, дружочек? – мерзковато, на высоких тонах хихикнув, директор отступил от Себека и снова направился вперед туда, где в самом конце поблескивали створки лифта. – Неужели ты так и не понял? Мы давно принесли в мир кухонных комбайнов и теплого пива нового Бога и стали Его апостолами. Но это не было ни вторжением, ни насилием с нашей стороны. Человек – это сама по себе бездна извращений, которые и аду не снились. Мы всего лишь сумели достучаться до темной стороны луны и показать способы, дающие ей возможность пролить накипевший в ней свет. Мы не принуждаем. Мы не заставляем. Мы предлагаем, дорогой мой, и в этом нет ничего дурного. Тем паче, как ты знаешь, именно спрос порождает предложение. И это нормальный, естественный, я бы даже отметил – никем неоспоримый - миропорядок. Души, истомившись, ждали нас, и мы пришли. Бывают наивные исключения, подобные Твардовскому, но в отличие от него для нас все попытки избежать расплаты выглядят несносной забавой, не более. Мы всегда можем подождать, пан Себек. Человек такой роскошью не обладает. Он смертен, он неизбежно умрет, и это касается той же «Железной горы». Их укусы вредят нам не более комариных. Что же до существ, этих убогих выкидышей последних всполохов сотворения мира, то они, подобно червям, зарылись в землю и боятся показать оттуда свои бледные, слепые лица. Их некому вести, они разрозненны, обезглавлены, практически стерты с лица земли. Ты тревожишься о напрасном, бесценный мой сотрудник, - фигура в черном застыла у лифта, нажав на кнопку вызова. – Это удивляет и беспокоит меня. Ты  - дьявол, пан Себек. Каждую клетку твоего тела должна занимать жажда боли, прекрасной, выдающейся, шедевральной боли…, - Ревера вошел в кабину первым, ожидая, когда за ним проследует спутник, после чего его выбор пал на этаж душехранилища. – Пойдем-ка, дружочек, я покажу тебе одну занимательную штуковину, - лифт дернулся и медленно поплыл вниз. Чем глубже в недра преисподней он спускался, тем лучше становилось настроение временного директора Ада. - Любовь и смысл — уж не для тебя, -  в очередной раз начал петь тонкий визглявый голос падшего, приглушенно звучащий из-под маски. - Уже и нить надежды — тоньше мига: в тебя влюбилась боль ревниво, дико, переплавляя в Сущность Бытия… - репертуар у Реверы, как ценителя изящных искусств, был велик, но он решил не метать бисер перед унылым дьяволом. Все равно Себек, будучи типичным воякой, не способен оценить красоту звучания,  поэтому остаток пути бывший ангел провел в благочинном молчании, погруженный в собственные мысли. Наконец, лифт притих, и створки двери распахнулись, выпуская дьяволов в самую непрезентабельную часть ада. Практически в каждом доме есть такая комната, куда стараются не приглашать гостей, в Геенне таковым было душехранилище, состоящее из пыточных разных мастей. Если верхние этажи напоминали благообразный офис, то здесь Пекло являло себя в полноте являемых взору изуверств, столь же разнообразных, как и людские грехи. Ревера, собирая на полы сутаны кровь и остатки внутренностей, буквально составляющих интерьер помещений, уверенно шел в часть хранилища, отведенную под «мастерские», где отводили "душу" дьяволы отделов.

Ревера торопился, поэтому путался в длинном подоле сутане. Его бесила сама мысль, что он может случайно запнуться и растянуться посреди душехранилища на всеобщее обозрение. Подобное недопустимо, не только для исполняющего обязанности директора ада, но и для начальника отдела гордыни, которой у него самого хватало с запасом. С другой стороны медленно и чинно вышагивать было скучно и долго. Живая, ртутеобразная натура дьявола требовала тратить время с пользой для собственного удовольствия. «Надо проложить здесь ходы, типа красной ковровой дорожки на небольшом расстоянии от пола», - размышлял об устройстве интерьера падший, морщась под маской, как от зубной боли, при мысли о том, как страдают сейчас его ботинки от Givenchy, вынужденные мараться о человеческие ментальные кишки. Подобная идея посещала его каждый раз, когда он ступал под своды «мастерских», и покидала, едва его светловихрастая голова оказывалась наверху в бюро, где по уши завязала в текущих проблемах, с которыми было не до дизайнерских изысков. Как назло, Себек всю дорогу молчал. «Надулся, польский индюк, и на хромой козе к нему не подъедешь», - зло подумал Ревера, не оборачиваясь. «Понабрали шляхту на мою голову. А я говорил Боруте – прихлопни этого клопа, не то не ровён час – больно укусит, так нет же, включил, рогатая скотина, патриота, и хоть голову о Стену Плача разбей – ни в какую. А теперь, кто страдает от недостатка послушных кадров? Я страдаю!» Дьявол резко свернул в уходящий вправо коридор, и остановился перед ним, с умилением разглядывая начало своего шедевра. Широкий проход состоял из кроваво-красной пульсирующей плоти, мягкой, текучей и бархатной на ощупь. На этих импровизированных холстах костяными иглами были вышиты разнообразные изощренные пейзажи, где в качестве материала использовались розовые полированные ногти, ресницы, глазные хрусталики, тонкие перламутровые кости пальцев и прочие изящные элементы человеческих тел. Ревера провел рукой по трепещущей под руками ткани, под ней чувствовался ток крови и подрагивание нервов. Как восхитительно прекрасно его творение! Как оно невероятно!
- Земное «Я» так корчится в огне, так упирается и бьется в страхе, - проворковал вслух дьявол, не сдерживая восторга.  - Пока, упав, не затихает в прахе, не предается Мастеру вполне… Роскошно, пан Себек, не правда ли? Я потратил на создание одного только коридора несколько лет, но оно того стоит. Почувствуйте плоть на вкус. Можете даже лизнуть. Я иногда так делаю, это помогает расслабиться, настолько приятно вибрирует, - милостиво разрешил директор, продолжая идти к украшенному гирляндами переплетающихся и подобранных по цвету кишок входу в отдельное помещение. По внутренностям проходили судороги, как будто они продолжали усердно переваривать пищу, и это придавало «холлу» вид живого существа. Ревера вошел внутрь просторного помещения и издал возглас экстатического возбуждения. Стены и потолок были расписаны на манер Сикстинской капеллы, с одним исключением: дьявол использовал живые тела несчастных душ. Он сшивал их между собой в самых причудливых позах и самыми изощренными методами, он аккуратно вскрывал их, и сущности оказывались, намертво припаянными между собой, например, сердцами или почками. Процесс скальпирования происходил настолько ювелирно, что не были задеты кровеносные сосуды, и вся сложная система функционирования просматривалась сквозь вырезанные куски мяса, либо на обнаженных, оставленных без кожи участках плоти. И все это великолепие было живым, стонало, булькало, трепетало, отчего по залу прокатывались утробные вздохи. Ревера подошел к центральной стене, где было оставлено пустым довольно большое пространство. Эта часть «картины» ждала своего часа, чтобы стать завершающим мазком.
- Несложно догадаться, кто были моими жалкими последователями, не так ли,  дорогой пан Себек? – дьявол обернулся к спутнику, и маска с рогами слегка наклонилась вправо. – Некто ван Акен, известный вам, как Босх, продал мне свою душу. Я, фигурально выражаясь, украл контракт у голландских собратьев. Они не смогли предложить ему то, что дал я. Всего-навсего он смог на мгновение прикоснуться к моему воображению, и узреть мир моими глазами. А часовня черепов? Это тоже часть моей фантазии, дружок. К сожалению, это был последний штрих творчества. Навалились дела, и стало совершенно некогда нести красоту в этот пошлый человеческий мир безвкусицы, - Ревера снова бросил взгляд на пустое место. – Я оставил его для Мадонны. Здесь будет нечто особенное, нечто невыразимо прекрасное. Я выберу особенную душу и возведу ее на пик боли, на пик совершенства, на пик искусства в чистейшем его проявлении. Я так же велик, как Господь, дружок. Господь так же ничтожен, как я.

Молчаливый, скучный Себек. Будет ли от него толк хоть когда-нибудь? Или придется терпеть его занудство до скончания времен? Рассказывая об особенностях своей точки зрения на искусство, Ревера не ожидал от сопровождающего дьявола, что тот сможет и захочет поддержать беседу. Падший хотел аккуратно и изящно подойти к основной теме. Пока ничто не предвещало изменений в первоначальном плане, и он пребывал во вполне благодушном расположении духа, оттого так ошарашивающе внезапными оказались посыпавшиеся на директора вопросы. Хорошо, на нем была маска, и Себек не видел едва не вылезающих из орбит глаз. "Что он несет? Эта недалекая польская морда издевается или он всерьез идиот? О чем думает нерожденный, возглавляющий целый отдел?! Он думает о Боге! О Боге, в рот мне ноги! Здесь в центре душехранилища, в сердцевине Пекла! В святая святых Геенны – в мастерских, созданных для оттачивания навыка изощренных пыток! О чем думает этот дремучий, как и его проклятая земля, шляхтич?!" Ревера открыл рот, собираясь отчитать подчиненного, но не смог издать ничего, кроме хрипа. Потому что он знал. Он видел. Падший почувствовал, как воспалились ожоги крыльев на спине, словно раскаленное клеймо приложили к коже, и прожгли им насквозь. Дьявола скорежило от боли. Бывшее естество буквально спаливало его изнутри: бывший ангел упал на четвереньки, над его спиной начал подниматься вверх сизый дымок. Сквозь ткань сутаны, оголяя тело, прожглись силуэты перьев. Маска слетела с белобрысой головы, покатившись по полу сброшенной короной. С губ Реверы на пол закапала черная, пузырящаяся пена. Он пытался забыть. Он не хотел вспоминать, но эти вопросы заставили его, как в живую, перенестись на тысячелетия назад, ощутив ток благодати по венам. Он помнил. Он видел. Сияние звезды в небе. "Gaudete, gaudete! Christus est natus ex Maria virgine, gaudete!" (лат. "Радуйтесь, радуйтесь! Христос родился от Марии Девы, радуйтесь!") Из горла вырвался гортанный крик такой силы, что зал плоти тряхануло, как от землетрясения. Страшная боль терновыми путами впивалась в дьявола. Ребенок. Там был ребенок. Невероятной силы. Великой мощи. Deus homo factus est (лат. "Бог стал человеком"). Пришедший спасти. Принесший меч. Разделивший народы. Обрекший на мучения. Он видел Деву неземной красоты. И немело сердце при одной мысли о ней. Он не смел поднять глаз. Красота очищающая. Красота благословляющая. Красота всепрощающая. Как получилось так, что Те, перед кем он преклонялся, Те, кого он любил всем своим существом, вышвырнули его прочь? Тьма снова разлилась ртутью по венам, вспузырившись под кожей иссиня-черным узором. Satani, Satani, in amus dignita, sanctificetur nomen tuum (лат. "Сатана, Сатана, почитаемый, да святится имя твое"). Как в тумане над падшим возвысился багряный от свежей крови крест. Ревера сжался, попятившись прочь, закрывая рукавом лицо. Свет слепил его. Злость и страх одновременно раздирали его на части. "Проклятая польская кровь! Сукин сын! Так печется о предательстве прошлых лет, что до сих пор не может себе этого простить, не зная истины о том, как его обожаемый Бог, прикрываясь благообразной личиной любящего отца, предал верного сына, заплатив за преданность изгнанием. Будь прокляты небеса! Будь прокляты рафинированные, безликие ангельские силы, слепые и скорые на расправу! Будь проклята эта вселенская игра в компромиссы! Будьте прокляты и ныне, и присно, и во веки веков!" Казалось, произошедшее привело в движение всю мастерскую. Изувеченные души, насмерть пришитые желанием палача друг к другу, как морские волны, разбереженные ветром, пытались, пользуясь случаем, вырваться прочь.
- Вновь тьма нисходит, но теперь я знаю, - у Реверы едва не лопнула от напряжения голова, когда он попытался, сосредоточившись, удержать в повиновении замученные им сущности. Из глаз дьявола черными потеками поползла смолянистая кровь нерожденного. – Каким кошмарным скрипом колыбели…, - еще одно усилие воли, и, издав тягостный вздох, души, ослабев притихли, а Ревера одним рывком оказался возле Себека, и, вцепившись тому в горло одной рукой, поднял его над полом, с силой вжав в шевелящуюся плоть стен, от которых шел глухими раскатами жалобный стон. - Разбужен мертвый сон тысячелетий…, - на изуродованной болью и битвой с собственным полотном бледной гримасе падшего отображалась непримиримая, не имеющая границ и условностей, яростная ненависть. - И что за чудовище, дождавшись часа, ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме. - дьявол отшвырнул подчиненного в сторону и опустился на колени, держась за виски. - Твой Бог, Шренявит, редкостная мразь.
Его медленно, но верно отпускало. Не стоило употреблять столько манны, он становится слишком уязвимым для ударов прошлого, и тогда ему сложнее скрывать истину. Ревере не нужны ад и земля, ему не нужны власть и души. Ему нужен Эдем. Горящий в пламени Эдем. Он хотел убить Бога. Он хотел вбить ему гвозди в ладони, вознеся новый крест, с которого уже никто не сможет сойти.

Ревера сел на пол, вытянув ноги вперед и согнув их в коленях. Он почти окончательно пришел в себя, и лишь жгучая боль на спине да звонкий гул в голове напоминали о неприглядном приступе. Из век сочились остатки сукровицы, поэтому пришлось снова доставать батистовый платок и прижать его к лицу. Жесты падшего были вялы и неспешны, он давал себе время сообразить, как теперь вести себя со случайным свидетелем. Бедняга Себек, мало на его голову собственного несовершенства, так теперь под удар поставлены привычные ему принципы и знания. Ну, ничего пусть привыкает, что не все так гладко в нашем мире. Продолжая вытирать щеки и глаза, директор обернулся посмотреть, как там поживает подчиненный дьявол, и слегка покачал головой, услышав, как тот просится спешно покинуть зал плоти.
- Ты мне не нужен, ни сейчас, ни в принципе, - в голосе прозвучал едкие, ядовитые нотки. – От тебя, дружок, нет никакого толка. Дело совсем не в тебе, - дьявол перевел взгляд на пустующее место на стене. – Меня интересует совсем другое. Береги душу княжны Радзивилл, мой мальчик. Пока ты ходишь вокруг свой розы кругами, может слететься мошкара и повредить лепестки. Я не говорю, что на нее нужно надевать стеклянный колпачок: так ей не хватит воздуха, и она завянет, но за такой душой нужно присматривать, пан Себек. Её нужно избавить от волнений и переживаний, - последнюю фразу Ревера произнес с нажимом. – Это не пустые слова, а весьма дельный совет, дорогой мой, соблюдая который, ты сохранишь ценную материю в девственной чистоте. Скоро она мне понадобится, - падший осклабился в ухмылке. - Верь мне. Верь, как себе. Не смотря на то, что ты видел сегодня и, вернее, даже -  благодаря тому, что ты видел сегодня. Есть кое-какие нюансы, которые неведомы не только пану Боруте, но и пану Роките. Он слишком давно оставил небеса, и не в курсе всех пертурбаций, случившихся после его ухода, так что, любезный мой коллега, постарайтесь пораскинуть своими мозгами и выбрать верную сторону. К разговору о дивноокой Камиле, к которой ты явно неровно дышишь, вернемся позже, когда будет подходящее время. Сейчас я немного не в форме и хотел бы прилечь, - Ревера с трудом встал с пола и, подняв следом маску, водрузил ее на голову. Слегка поведя плечами, чтобы опробовать, как там поживает разбередившаяся рана от крыльев, и, убедившись в ее наличии, падший безмятежно взглянул на Себека. – Старею. В моем возрасте уже вредны подобные волнения, - едва удерживая равновесие, блондин подошел ближе к подчиненному и похлопал его по плечу. – Ну-ну, не принимай близко к сердцу все, что видел. При нашей нервной службе и не такие эксцессы случиться могут. Это все потому, что вредные условия труда и никаких компенсаций. Нам всем нужно больше отдыхать. Раз уж случился праздник, то, пожалуй, на сегодня все. Иди выпей своей любимой водочки, потоскуй о бренности Вселенной, повздыхай о прелестях своей протеже в общем, развлекайся, как умеешь. Отдел можешь тоже распустить,  пусть пока наслаждаются жизнью, нас ждут великие дела, поэтому готовьтесь работать, как рабы на галерах. Нам нужное многое успеть. До возвращения пана Боруты, - мерзко хихикнув на высокой ноте, Ревера засеменил прочь из возведенного им детища. Ткань на спине до выхода бывшего ангела в общий зал успела срастись, дабы никто из палачей не заметил свежеоголившихся шрамов. Впрочем, это была ложная скромность: ор из мастерской, скорее всего, слышал не только этот этаж, но подобные мелочи не волновали директора ада. Может, это не так уж и плохо, что его скрючило в присутствии Себека, деревенщина похоже впечатлился, что было бы очень даже кстати – меньше будет перечить и всюду лезть со своей особой точкой зрения. Сейчас нельзя терять ни секундочки. Пока все вышестоящие чины разлетелись, кто куда, следует тратить время с умом. Первым делом неплохо бы перепроверить все имеющиеся в распоряжении данные о Несвиже, и если информация подтвердится, то засылать гонцов придется немедленно. Есть ситуации, не требующие отлагательств, особенно если они касаются тех немногих артефактов, оставшихся с древних времен, которых нынче днем с огнем не сыщешь, и за которые может начаться знатная бойня. Поэтому лучше, чтобы они находились в надежных руках того, кто умеет ими пользоваться и будет применять с умом. Самыми неподконтрольными факторами в выстраиваемом плане как раз являлись Себек и княжна. Если первого удалось впечатлить, то со второй придется несладко. Ох уж эти обитатели подлунного мира, сколько всегда возникает проблем с их глупостью и импульсивностью! Остается надеяться, что кое-кто намотал себе совет на ус и с толком им распорядится.